— Её здесь нет.
— Скажите мне на милость, — произнесла миссис Тафтс, снова обретая дар речи, — что творится сегодня в этом доме? Это же форменный вертеп. Куда девалась та, рыжая, сбежала… или ещё что-нибудь почище? — Она выпятила нижнюю губу и стояла, приземистая и тучная, уничтожающе глядя на Финбоу.
— Далеко уйти она не могла, — рассудительно заметила Эвис. — Ведь она не одета. Все её вещи на месте.
— Если она в доме, она от меня не скроется — все равно найду, — буркнула миссис Тафтс. — А если её нет, то она останется на улице на всю ночь. Здесь две двери, и обе будут заперты, уж я позабочусь об этом.
Щёлкнули шпингалеты на дверях гостиной, опустился засов на входных дверях в холле, и миссис Тафтс, вернувшись к нам, заявила:
— Так вот, в кухне её нет. Когда вы разбудили меня своим шумом, я подумала, что это на кухне. Я заглянула туда, но там никого не было. Посмотрим теперь спальни. Мистер Финбоу, постучитесь-ка в дверь к тому молодчику.
Финбоу выслушал тираду экономки с невозмутимым спокойствием. Он громко постучал в дверь Филиппа. В ответ — ни звука. Он постучался ещё раз, вошёл в комнату и чиркнул спичкой. На кровати Филиппа царил беспорядок, и она была пуста.
— Так, — пробормотал Финбоу.
Со свечой в руке в спальню вошла миссис Тафтс, а вслед за ней и мы с Эвис. Мы представляли препотешную группу… четверо взрослых людей, тупо уставившихся на пустую постель: высокий, элегантный, благодушно улыбающийся Финбоу; миссис Тафтс в пальто и торчащей из-под него ночной сорочке — сама оскорблённая добродетель; изящная, как китайская статуэтка, Эвис — бледная, усталая, но с искрящимися от смеха глазами; и, Наконец, я сам, с блуждающим взглядом, старательно обходящим миссис Тафтс, немолодой, солидный джентльмен в выходном костюме.
— Они убежали вдвоём, и один бог знает, чем все это может кончиться! Только он! — взорвалась миссис Тафтс. — Если их нет и в соседней комнате, то они останутся на улице, клянусь!
Я собрался возразить ей, но Финбоу остановил меня.
— Правильно, миссис Тафтс. Оставьте их за дверью, если они действительно ушли из дому.
Мы вернулись в гостиную, и Финбоу тихонько постучал в дверь комнаты Уильяма и Кристофера. Спустя минуту оттуда послышалось невнятное бормотание, и Финбоу сунул в дверь голову.
— К вам случайно не забрели Филипп и Тони, а?
— Что вы, конечно, нет, — ответил хриплым со сна голосом Уильям. — С какой стати?
— Я и сам думаю, что им здесь делать нечего, — ответил Финбоу.
— А зачем они вам понадобились? — Сон постепенно улетучивался, и Уильям начинал проявлять недовольство.
— Мне они, собственно, не нужны, — отозвался Финбоу. — Это миссис Тафтс хочет их видеть.
— Передайте ей, пусть она катится ко всем чертям! — сказал Уильям. — Спокойной ночи.
Финбоу прикрыл дверь и обернулся с улыбкой к миссис Тафтс, которая была вне себя от злости. Но прежде чем она двинулась с новыми силами на поиски, он сказал:
— Итак, миссис Тафтс, теперь все ясно. Они, должно быть, на улице и попадут в дом только утром. Обещайте мне, что вы ни словом не обмолвитесь о наших ночных похождениях, когда встретитесь с ними за завтраком.
— Ничего я не обещаю… — начала было миссис Тафтс.
— Сержант Беррелл вам за это спасибо не скажет, — тихо заметил Финбоу.
— А это ещё почему? — воскликнула в ярости миссис Тафтс, но, подумав, добавила: — Ну ладно, так и быть, буду молчать, пока сама не увижу сержанта Беррелла, но учтите, я иду против своей совести.
— Вот и хорошо, — ответил Финбоу. — А теперь — все спать.
Через несколько минут мы уже были в нашей комнате. Финбоу снимал воротничок, а я наблюдал за ним.
— Может, поговорим? — предложил я.
— Ну что ж, поговорим, — откликнулся он. — Перед отъездом в Лондон я проверял нашу комнату. Она единственная в доме, где можно разговаривать, не боясь быть услышанным. Стены между нею и другими комнатами ни такие тонкие, как везде.
— Значит, наша лодочная прогулка вчера ночью не была вызвана никакой необходимостью, — начал я брюзжать.
— Никакой, — рассмеялся Финбоу. — Но тогда я не знал этого. Кроме того, благодаря прогулке мы оба окунулись в атмосферу таинственности.
— Подумаешь! — воскликнул я. Он задумчиво продолжал:
— Весёленькая ночка, ничего не скажешь.
— Весёленькая?! — повторил я возмущённо.
Я мечтал поскорее добраться до постели, но знал, что не смогу заснуть, пока не выясню, что нужно было Финбоу узнать от Эвис.
— Зачем ты мучил Эвис своими бесконечными рассуждениями? Ты же видел, что она еле держится на ногах.
— Именно поэтому я и затеял этот разговор, — ответил Финбоу.
— Не очень достойный приём, — заметил я, — пользоваться слабостью другого.
— Дорогой Иен, — мягко ответил Финбоу. — Такие развлечения не в моем духе. Я затеял разговор с Эвис, потому что хотел узнать кое-что о ней самой… ну и, разумеется, потому, что это гораздо легче сделать в беседе с человеком уставшим. Ты, наверно, знаешь, что чаще всего у людей развязываются языки тогда, когда они валятся с ног от усталости или когда пьяны. Это свойство весьма полезно использовать, если интересуешься процессами человеческого мышления, но, к сожалению, его не всегда по достоинству оценивают. У выпившего человека уже после нескольких рюмок развязывается язык, потому что у него притупляется чувство самоконтроля. Предрассветные часы оказывают на психику человека такое же действие, что и алкоголь. Вспомни только, сколько сокровенных тайн поверяли тебе после полуночи! Вспомни, сколько секретов ты сам рассказал! И как стыдно обычно бывает на следующее утро, когда трезвый рассудок заставляет критически оценить свои поступки! Финбоу продолжал: