Современный Английский детектив - Страница 141

141

— По правде сказать, я не знаю. Не думаю — спокойно солгал я.

Но глаза Генри слепо смотрели на меня, словно он видел что-то ужасное внутри собственного существа.

— Ничего не пойму, — сказала Полли. — Не пойму, почему Генри так расстроился? Кто-то сказал папе, что не хочет, чтобы он выиграл, но это Же не причина так раскисать, Генри.

— А что, Генри всегда все помнит? — спросил я Полли. — Ведь это было месяц назад.

— Ну, не всегда, — сказала Полли, — но он никогда не выдумывает.

И я знал, что это была правда. Генри никогда не лгал. Он сказал упрямо:

— Я не понимаю, как он мог это подстроить? Я был рад, что это открытие заняло рассудок ребенка, а не навалилось ему всей тяжестью на душу. Может быть, я не так уж ранил его, заставив понять, что он услышал.

— Иди спать и не беспокойся об этом. Генри, — сказал я, протягивая ему руку. Он сжал ее и, что было совсем не свойственно мальчику, долго не отпускал. Я отвел его в детскую.

Глава 13

На следующее утро, когда я одевался со скоростью черепахи, внизу, у входной двери, позвонили, и Джоан пришла сказать, что меня хотел бы видеть какой-то инспектор Лодж, не приму ли я его.

— Скажите ему, я спущусь, как только смогу, — отвечал я, отчаянно стараясь натянуть сорочку на забинтованные плечи. Я застегнул большинство пуговиц, на галстук меня просто не хватило.

Повязки панцирем сдавливали грудь, до головы нельзя было дотронуться, кожа, черная от синяков, саднила, я плохо спал и был в скверном настроении. Три таблетки аспирина вместо завтрака ничуть не помогли.

Оставалось надеть носки. Я попытался сделать это единственной действующей рукой, но обнаружил, что достать ноги рукой можно, лишь согнувшись, а у меня это не получалось. Обозлившись, я зашвырнул носки в угол комнаты. В больнице мне помогла одеться белозубая сиделка. Из упрямства я не стал обращаться за помощью к отцу.

Созерцание в зеркале распухшего, желтого, небритого лица не улучшило настроения. Замечание Генри о пришельце из космоса было не так далеко от истины. Я еще задержался, чтобы почесать зудевший шов на щеке, кое-как соскреб электробритвой самую густую щетину, наспех пригладил волосы щеткой, сунул босые ноги в шлепанцы. В один рукав моей домашней куртки я еще кое-как пролез, другую полу просто набросил на плечо и осторожно зашаркал вниз по лестнице.

Надо было видеть лицо Лоджа, когда он поднял на меня глаза, — хоть картину рисуй.

— Если вы смеетесь надо мной, я просто вверну вам шею. На следующей же неделе, — сказал я.

— Я не смеюсь, — сказал Лодж, стараясь сохранить серьезное выражение, в то время как ноздри у него так и дрожали.

— Это совсем не смешно, — сказал я выразительно.

— Конечно.

Я, нахмурившись, посмотрел на его. Мой отец, сидевший в глубоком кресле у огня, сказал, взглянув на меня поверх газеты:

— Мне кажется, тебе нужен хороший стаканчик бренди.

— Еще только половина одиннадцатого. — Я был зол как черт.

— Несчастные случаи бывают в любое время дня, — сказал отец, — а тут, похоже, назревает именно такая ситуация. — Он открыл угловой буфет, в котором Сцилла держала спиртное, налил мне одну треть бокала коньяку и добавил содовой. Я заныл, что это слишком рано, слишком крепко и вообще ни к чему.

Отец протянул мне бокал.

— Выпей и перестань стонать, — сказал он. Разозлившись, я сделал большой глоток. Коньяк был крепкий и жгучий, он обжег мне горлом Я процедил второй глоток сквозь зубы, чуть разбавленный спирт пощипывал десны, и, когда я проглотил его, я почувствовал, как он горячо разлился по пустому желудку.

— Ты завтракал? — спросил отец.

— Нет, — ответил я.

Я сделал глоток поменьше. Коньяк действовал быстро, унося дурное настроение, и через минуту-другую я почувствовал себя довольно сносно. Лодж и мой отец пристально наблюдали за мной, словно я был подопытным животным, подвергнутым эксперименту.

— Ну ладно, — сказал я ворчливо, — мне лучше. — Я взял сигарету из серебряной шкатулки на столе, прикурил и заметил, что солнце светит.

— Вот и хорошо. — Мой отец снова сел в кресло. Не было нужды представлять их друг другу, похоже, они познакомились, пока ждали меня, и, видно, Лодж рассказал отцу, между прочим, и о моем приключении в лошадином фургоне возле Мейденхеда — деталь, которую я опустил в моих письмах. Я счел это со стороны Лоджа предательством самого низкого пошиба, я так и сказал ему. Еще я рассказал им, как мы с Кэт выследили фургон и как эта линия расследования зашла в тупик.

Я взял свой стакан, сигарету и сел на подоконник, подставив спину солнцу. Сцилла подрезала цветы в саду, я помахал ей рукой.

Лодж, на этот раз не в форме, а в сером фланелевом костюме, открыл портфель, лежавший на столе, и вытащил из него несколько бумаг. Он сел за стол и разложил их. Он сказал:

— Мистер Грегори позвонил мне в полицейский участок утром после вашего падения в Бристоле.

— За каким чертом ему это понадобилось? — спросил я.

— Вы его просили об этом, — сказал Лодж. Он помедлил, а затем продолжал:

— Я понял из слов вашего отца, что у вас был… м-м, провал памяти.

— Да. Я восстановил в памяти большую часть того дня в Бристоле, но не помню, ни как вышел из весовой, чтобы сесть на Палиндрома, никак скакал; ни как свалился. Последнее, что осталось в памяти, — Сэнди под дождем. Почему я просил Пита позвонить вам, что упаду?

— Вы просили его перед скачкой. Очевидно, вы не исключали этой возможности. Так что я в неофициальном порядке обследовал обстоятельства вашего падения.

141