— Не знаю, пьян был Джо или нет, но в последней скачке он натворил черт знает что? А? — сказал Дэн.
— Я не видел.
— Ну, братец, ты пропустил замечательное зрелище! Он не пытался проскакать ни одного ярда. Его лошадь остановилась как вкопанная перед барьером на противоположной прямой. А ведь это все-таки был второй фаворит! То, что ты видишь Сейчас, — он показал бутылкой в сторону Джо, — это заслуженный расчет. Джо получает расчет.
— Этот человек — владелец Болингброка, — сказал я.
— Да, верно. Те же цвета. Какой дурак этот, Джо! Владельцы пяти или шести отличных лошадей на земле не валяются.
Клиффорд Тюдор почти закончил разговор. Когда он отвернулся от Джо, мы услышали конец его последней фразы.
— …думаешь, можешь дурачить меня и тебе это сойдет? Я сделаю вое, что от меня зависит, чтобы распорядители лишили тебя езды.
Он прошествовал мимо нас, кивнув мне в знак того, что узнает меня, что очень меня удивило.
Джо прислонился к стене, ища поддержки. Его лице было зеленовато-бледное и покрыто потом. Он казался больным. Он подошел к нам и заговорил без стеснения, словно забыв, что распорядители и члены Национального комитета конного спорта легко могли слышать нас.
— Сегодня утром мне позвонили по телефону. Тот самый голос, что всегда. Он только сказал: «Не выигрывай шестую скачку» — и повесил трубку. Я ничего не успел ответить. И тут еще эта записка «Болингброк. На этой неделе…» Я ничего не понимаю. Я не выиграл скачку. А теперь эта сволочь… говорит, что возьмет другого жокея… а распорядители начинают задавать вопросы по поводу моей езды… а я совсем больной…
— Выпей шампанского, — сказал Дэн ободряюще.
— Не нужно мне твоего сволочного сочувствия, — сказал Джо и, держась за живот, отправился в раздевалку, — Что за чертовщина тут творится? — сказал Дэн, — Не знаю, — ответил я, поставленный в тупик и более, чем прежде, заинтересованный неприятностями Джо, Телефонный звонок, подумал я, не соответствовал содержанию записок. Кто-то, как всегда, требовал одного, а кто-то другой угрожал за это местью.
— Хотел бы я знать, всегда ли Джо говорит, правду, — сказал я.
— Непохоже, — ответил Дэн, оставляя эту тему, Вошел один из распорядителей и сказал, что даже в день чемпионата по скачкам с препятствиями на выпивку в весовой смотрят косо, так что пошли бы мы лучше в раздевалку. Дэн так и сделал, а я допил свое шампанское и отправился к Питу.
Пит, окруженный целым ополчением своих друзей, решил, что пора идти домой. Друзья были против, они говорили, что все бары на ипподроме еще открыты. Я с деловым видом подошел к Питу, и он извинился перед друзьями, объяснив, что дело прежде всего. Мы пошли к воротам.
— Фу! Ну и денек сегодня! — сказал Пит, вытирая лоб платком и выплевывая окурок сигары.
— День чудесный, — согласился я, внимательно глядя ему в лицо.
— Можешь убрать со своей физиономии это осуждение! Аллан, мой мальчик! Я трезв, как судья, и сам поведу свою машину домой.
— Отлично. Тогда тебе нетрудно будет ответить и на один маленький, вопрос.
— Давай!
— В каком фургоне привезли Палиндрома в Челтенхэм?
— А? Я нанял, а что? У меня было сегодня пять скаковых лошадей. Трех я привез в своем фургоне, а для Палиндрома и для той трехлетки, на которой скакал в первой скачке Дэн, пришлось нанимать со стороны.
— Где ты его нанял?
— А в чем дело? Я знаю, фургон старенький и в пути был прокол, но лошади это не повредило, иначе Палиндром не выиграл бы скачку.
— Да нет, не в этом дело. Я просто хотел узнать, откуда он взялся, этот фургон?
— Если ты хочешь его купить, не стоит. Развалина.
— Пит, я не собираюсь его покупать. Скажи мне только, где ты его нанял?
— Где всегда. Фирма Литтлпетс в Стейнинге. — Он нахмурился. — Погоди-ка. Сначала они сказали, что все фургоны заказаны, но потом вдруг согласились, обещали достать, если мне все равной какой.
— Кто его вел сюда? — спросил я.
— О, обычный шофер. Он ворчал, что приходится трястись в таком старом курятнике. Он говорил, что у фирмы выбыли из строя два хороших фургона как раз на Челтенхэмской неделе, и ругал по этому поводу администрацию.
— Ты хорошо его знаешь?
— Не то чтобы очень хорошо. Знаю только, что он часто водит наемные фургоны. И вечно ворчит по какому-нибудь поводу. Но скажи наконец, почему все это важно?
— Возможно, это имеет отношение к смерти Билла Дэвидсона, — сказал я, — но пока это только догадки. Можешь ты узнать, откуда точно пригнали этот фургон? Спроси фирму, которая его нанимала. И пожалуйста, не упоминай моего имени.
— Это так важно? — спросил Пит.
— Да. Важно.
— Тогда я позвоню им завтра утром, — сказал он.
На следующий день Пит, как только увидел меня, сказал:
— Я спрашивал об этом фургоне. Он принадлежит одному фермеру около Стейнинга. Вот здесь у меня его фамилия и адрес. — Он засунул два пальца в нагрудный карман, достал клочок бумаги и дал его мне.
— Фермер возит в этом фургоне своих скаковых лошадей, а, его ребята летом скачут на них. А когда фургон ему не нужен, он сдает его внаем этой фирме. Ты это хотел знать?
— Да, большое тебе спасибо, — сказал я и положил записку в бумажник.
К концу скачек я рассказал историю о проволоке по меньшей мере десяти людям в надежде, что, быть может, хоть кто-нибудь знает, зачем ее там натянули. Теперь об этом знал весь ипподром.
Я рассказал толстому Луи Панэйку, франтоватому букмекеру, который принимал иногда мои ставки. Он обещал «выкачать из ребят» все и сообщить мне.